ЖИТЕЛЬ БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА

Доваджан (Максимова) Анастасия Федоровна

вспоминает:

 «Я родилась в Касимово 30 октября 1931 года. Семья была крепкой, отец Максимов Федор Дмитриевич (погиб в войну в 1942 году), работал в колхозе. Об отце помню только то, что он часто ездил на лошадях в город, однако что там делал, не знаю. Мать моя, Максимова Антонина Ивановна, уроженка Псковской области деревни Заборовка, приехала в домработницы в Ленинград. Потом устроилась работать уборщицей в школе, она и жила там же. Школа располагалась на Моховой улице. Как произошла встреча отца с матерью, не знаю, но в 1931 году они поженились, тут и я родилась. Отец не пускал мать работать, она ухаживала за детьми, вела дом. Работы хватало и по хозяйству: корова, другая живность, огород, бесконечные хлопоты, как и положено в деревне. Отец был ревнивым, даже на колодец не пускал ее. Любил, значит, сильно. Нас было четверо детей. Сохранилась фотография нашей семьи, нет только на ней отца. Он уже был на фронте. Отец держал всех в строгости, приучил к порядку. Когда играли у дома, видим, что отец едет или идет с работы, мы бегом мчались в дом. Но у нас дома всегда собиралось много ребят. Отец сделал большие сани, катайся с горы – не хочу. Выезд же на дорогу с нашей улицы всегда посыпал песком или золой, чтобы не проехали случайно на проезжую часть. Но всегда вовремя мы были в доме – не разгуляешься сверх разрешенного. До 1939 года до Финской войны жили простой мирной жизнью. Началась она внезапно в декабре, мы как раз зарезали поросенка и жарили кровь. Вдруг началась стрельба, на горизонте вспыхнуло зарево. Граница находилась относительно недалеко, и мы услышали самые первые залпы пушек перед переходом в наступление наших войск. Отца взяли солдатом на войну. До фронта было недалеко. Через деревню постоянно шли войска. Морозы стояли страшные. Воинские части часто стояли просто в лесу вокруг деревни. Все бойцы и командиры очень мерзли. Но в дом мы не могли их пускать. У нас располагалась санчасть, принимали раненых, перевязывали. Врач постоянно жил в комнате побольше, здесь же и принимал раненых. Мы на кухне и в маленькой комнате обитали. Однажды мы пустили солдат переночевать, нельзя же было, так как раненые придут, чистота должна быть. Но как не пустишь замерзающих?! «Мы же умрем, замерзнем на пороге», - говорили они. Пустили. Затопили даже печку, разогрели не только консервы в банках, но даже и буханки хлеба, замерзшие как камень. Завалились они в тепле на полу вповалку. «Ходи, мать, прямо по нам»,- сказали и заснули мертвецки, настолько были замерзшими и измученными. От отца приходили письма и открытки. Особенно запомнились красотой цветные, много золотистого цвета. Необычно для нас. На картинки смотрели как на произведение искусства. Война шла всего три месяца. Отец вернулся живым. Началась Отечественная война. Мне было 9 лет. Я ходила в нашу Строиловскую школу, наверное, в 1 и 2 классы. До сих пор помню самую первую учительницу Антонину Алексеевну. Вторая учительница Анна Антоновна. Все они были спокойными, никогда не ругали учеников. Отец опять ушел на фронт. Для меня начало войны как - то было спокойным. Рядом с нами стояла летная часть, столовая. Бабушка работала посудомойкой, помощником повара. Нам, окрестным детям, через день – два военные организовали выдачу похлебки, пайка… нас здорово это поддерживало, выжили. Помню какую- то столовую, но не летную, мы ходили туда с котелками. В землянках жили военные девчонки, на нарах в три этажа располагались. Для меня они запомнились своей красотой, высоким ростом, видной фигурой. Я там один раз оказалась на елке на Новый год. Угощали меня, песни пели и танцевали. Был настоящий праздник. В нашей школе поселили летчиков с нашего же аэродрома. В школу какое-то время ходили в Агалатово, сейчас называется это место Соцгородок. Маленький деревянный был домик. Но учились с большими перерывами, то бомбежки и обстрел, то дров нет, топить нечем. За нашим домом был КП, у нас на квартире жил капитан с аэродрома, дядя Ваня, Иван Васильевич Козлов, инженер полка. Продолжал действовать и медпункт. У нас же жила и врач-женщина, Елизавета Игнатьева (капитан медслужбы). И капитан - инженер и врач женщина очень помогли нашей семье. Один платил за садик за самого младшего брата Николая, а за среднего Анатолия платила врач Елизавета. Украинка она была, хорошо пела – заслушаешься. Сочинила даже песню. Когда отец ушел в 41 году на фронт, в проекте находился наш младший братик Николай. Он родился 9 февраля 1942 года. Прямо в доме акушерка приняла роды. Отцу потом выслали фотографию с нами всеми пятерыми. И он писал, что в кармане гимнастерки у сердца теперь находится все самое дорогое – вся моя семья.

Ты ушел, нас четверо осталось.

Были мы одни поменьше одного.

А под сердцем матери дышало

Пятое твое тепло.

Родился он в голодный и холодный 42-й блокадный год,

Все пережил: обстрелы, бомбы,

Но не закончился твой род

 Года идут, мы все отцы и матери.

Под Ленинградом где-то твой остался след.

Лишь над кроватью вместе с нашей мамой

 Висит твой милый и родной портрет.

Ты жизнь отдал, другим давая счастье,

Чтоб грохот бомб, нет, не будил внучат.

По всей земле в день солнечный, в ненастье

Ваши бессмертные сердца горят.

Отец сложил голову в бою или в разведке в 1942 году. Один товарищ говорил, что в разведке или на мине подорвался, или погиб в бою. В нашей деревне в тот год родилось трое. Мой брат, потом родили детей Можаркина Федосья и Макеева Ирина. Но выжил только мой брат. Макееву Ирину звали Аришка. Она тоже вдова, никто почти ей не помогал. Ходила на работу в гортоп с матерью моей. Аришкина дорога – так звали тропку, у которой стоял ее дом. При ее жизни еще названа улица в Касимово – 14 километр «Аришкина дорога». Топографы ведут съемку местности, а меня чисто случайно спросили, как названа улица, я и ответила, что давно уже называем Аришкиной дорогой. Наш дом после войны строился недалеко от Аришкиной дороги. Там был противотанковый ров, остатки которого сохранились и сейчас. В войну нас спасла корова. Корову давали на две семьи, нам и Макеевой Ирине (Аришке). Когда шли обстрелы и бомбежки, мать уводила корову в щель, специальное укрытие. А мы, дети, бежали прятаться в КП, где прятались и наши жильцы: капитан - инженер и Лиза - врач. Корова была ценнейшим достоянием, спасительницей двух семей. Обстрелы и бомбежки не щадили никого, страдали и женщины. Бабушка рассказывала, что в столовую попал снаряд, осколком разрезало живот официантке Нине. Она собрала все внутренности и пошла пешком до санчасти. Дошла, но там умерла. Нина из Ленинграда, с Боровой улицы. Жили у нас и окопщики в доме, видимо, после ухода санчасти. Умер у нас один дядя Митя. Его надо было вывезти, нельзя же с детьми его держать. Мать пошла в колхоз за лошадью. А Татьяна Максимова, соседка, пришла к нам в дом и поволокла его за шиворот на улицу. Потом его погрузили на сани, по дороге подложили еще одного умершего, валявшегося на дороге, В Вартемякской больнице покойников не брали: не только морг, а и все помещения были переполнены умершими. Тогда мать сказала: «Берите, у него много денег накоплено и спрятано в одежде». У нее трупы и забрали. Мать не могла взять деньги. Дядя Митя у нас ведь кошку зарубил и сварил, а деньги копил. Нашли мы нашей кошки головку после схода снега. А.Ф. Осипова: «Мы, медсестры, никогда не брали даже копейки или золотого кольца у умерших. Пусть все пропадает. С меня требовали родственники кулон с умершей в мою смену, а когда главврач прижал их, то они признались, что сами сняли, а меня хотели обвинить. Во всех нас был уверен главврач». У нас и кино показывали, просто на доме. На заднюю стенку вешали белое полотно, и приходили на сеанс все жители деревни. У нас военная парикмахерша иногда брала молоко. Мне удавалось к ней заходить на работу. Ее работа с людьми, с ножницами и машинкой мне очень понравилась. Иногда я начинала стричь кого-то, а она заканчивала. Она меня отговаривала: «Смотри, сколько во всех карманах волос. Ведь все в легкие попадает». Но я стала парикмахером».