Ухина Зоя Ивановна

В первые дни Великой Отечественной войны в квартиру на улице средней постучался военный и предупредил, что ученица 3-го класса степанова Зоя Ивановна 1930 года рождения через два дня должна явиться на сборный пункт, имея все необходимое для эвакуации из города. её мама поплакала, но делать было нечего... враг стремительно приближался к городу. Вражеские самолеты уже почти ежедневно бомбили улицы Ленинграда. Кольцо неумолимо сжималось, несмотря на героические подвиги как регулярных частей армии, так и поспешившего на помощь ополчения... Маленькая девочка отправилась с эшелоном, вывозившим детей из города, но в новгородской области на станции Пестово поезд был остановлен и возвращен. непостижимо, но именно обратно в Ленинград привезли эшелон с детьми... всего за несколько дней, а может быть, и даже часов до того момента, как кольцо вокруг Ленинграда сомкнулось. Зоя вернулась домой вся напуганная и притихшая... наступили жуткие дни блокады. Голод и холод. Непрекращающиеся бомбежки, артобстрелы и бомбардировки с неба... Отдавая последние крохи дочери, 12 апреля 1942 года мама Зои, Мария Федоровна умерла. Диагноз: алиментарная дистрофия... Это один из самых страшных диагнозов, которые могли умертвить человека. С таким диагнозом умирали тогда тысячи... От пронзительного голода, мучившего запертых в кольце блокады ленинградцев. И холод, не менее мучительный и невыносимый... Зоя осталась в блокадном городе совсем одна, ей шел всего тринадцатый год. Больше всего двенадцатилетняя девочка в осажденном Ленинграде боялась, не разоренных и порушенных домов; не покойников, лежащих на саночках; не даже одиночества... Как тогда, так и до сих пор, она панически боится крыс и мышей! Вдумайтесь! Как можно привыкнуть к горам трупов? Оказывается, можно, но вот стоящая поперек дороги крыса – это непреодолимая преграда... А Зоя и тут не теряла своего мужества, она просто гнала ее со своей дороги... Бежала, плакала, кричала, но не сворачивала со своего выбранного пути... Когда говорят о мужестве ленинградцев, то, наверняка, подразумевают и вот такой детский простодушный героизм. Им, детям той войны, было ничуть не легче, самым нашим бесстрашным защитникам.... Неравнодушные люди определили ее в детский дом, но и там все было совсем не радужно... Город в кольце, ежедневные обстрелы и бомбежки - совсем не для детской психики... Она не принимала участия в боевых действиях, но … была ранена осколками прилетевшего снаряда, на её глазах разорвавшего в клочья подружку. Вновь наступил момент эвакуации... В марте 1943 года Зою везли через простреливаемое пространство ладожского льда... Вся прошлая жизнь оставалась за бурлящим потоком воды, отчаянно вскипающей под колесами грузовика. Где-то теперь на том берегу оставались и любимый город, и могилы самых родных людей. Шины утопали в тающем мартовском льду. И никуда ни свернуть, ни выскочить, но на другой берег они добрались благополучно. Просто повезло, Бог помог! Сейчас Зоя Ивановна вспоминает только, как, уцепившись за холодный борт машины, просто смотрела, как бурунами выплескивалась вода из-под колес сзади. Мерзли руки, но на это уже не обращали никакого внимания. А в небе шел воздушный бой. И голодные дети втягивали свои «гусиные» шейки в ветхую одежонку... Для каждого из них, и так незаслуженно наделенного трагической судьбой, любой последующий миг мог стать последним... Но Бог спас хотя бы этих детей... А сколько их так и не доехало до спасительного берега? На другом, спасительном берегу Ладоги, их отогрели и накормили. Есть давали только чуть-чуть и уж совсем не от жадности. Глядя в эти жалкие, изнуренные глазенки, просящие поесть, рука повара отворачивалась, и он еще долго рыдал за своей печкой. нельзя! Ну, нельзя!!! Дымилась полевая кухня, распространяя въедливый за пах супа и каши. Перевязанные крест-накрест бязевыми платками эвакуированные дети, словно нахохлившиеся воронята, выстреливали из-под мохнатых бровей голодными глазами, и эти глаза просили только одного - есть, убивая своим терпеливым взглядом наповал. А терпеть ленинградские дети давно научились... Они ничего не говорили, ничего не просили, но всего лишь одного взгляда в эти простуженные и просящие глаза было достаточно, чтобы потом с остервенением крушить ненавистного врага. Много лет спустя, приведя своего маленького сына в музей блокады Ленинграда, она стояла перед крохотным кусочком черствого хлеба, а по её щекам текли обильные слезы. согнутые плечи никто бы не смог распрямить, она просто рыдала, почти беззвучно, как могли плакать только ленинградцы. Рядом с хлебом лежали крохотные квадратики с типографским шрифтом... 125 граммов простого хлеба, а тем более со всякой шелухой и разными добавками напополам... И его всего лишь 125 отмеренных на весах граммов... Жалкий, маленький, а точнее сказать, крохотный кусочек какого-то суррогата, там и муки-то было с «гулькин» нос... Его никогда не носили в распространенных до войны «авоськах»; его как саму жизнь оберегали от мародеров, запихивая подальше за отворот пальто, в холщовых мешках или просто завернутым в газету... Потом перетрясали все до последней крошки... И больше ничего... детский дом отправили в костромскую область в Нерехтинский район, село Тетеринское. Здесь хотя бы не бомбили. В силу своих возможностей, местные жители, как могли, откармливали и согревали человеческим теплом эти изможденные детские души, порой сами не доедая и недосыпая. Чуть позднее часть детского дома переместилась в поселок Денисово, находящийся в непосредственной близости от Костромы. Зоя поступила в костромской медицинский техникум. Жалкая студенческая стипендия – единственный источник существования. Нет никого, кто мог бы помочь. И надо есть, и надо одеваться. 140 рублей (14 рублей 1961- го года) на первом курсе, 160 (16) - на втором и только на третьем - 200, но все равно это только 20... Можно подумать, что и цены тогда были другими.  Да, хлеб и картошка действительно стоили копейки, но вот пальто или туфли!!! Зоя сберегала каждую копейку, и в этом нет никакого преувеличения, или тем более пафоса... учащиеся голодали, чего уж греха таить, им как могли, помогали, но только разве в обездоленной стране можно ли было рассчитывать на кого-то? Зоя, как девочка-Дюймовочка, но с железным и непоколебимым характером... Летом 1950 года Зоя Ивановна, окончив медицинский техникум в Костроме, без всяких радужных надежд на будущее, просто по обязательному распределению, была отправлена работать в глухой Костромской край, в деревеньку «Искра», железнодорожный разъезд «Монаково» в Антроповском районе Костромской области. По долгу своей работы она ежедневно моталась между соседними деревнями, сбивая и так расшатавшуюся обувь, делая уколы, выслушивая простуженные легкие своих пациентов и прописывая какие-то таблетки... Зарплата фельдшера и ныне не грозит громадьем, а уж в то время и совсем была на уровне свинарки в колхозе. Как бы там ни было, а жить приходилось хоть и трудно, но хотя бы не впроголодь. Вернуться обратно в Ленинград не позволяли строгие ограничения. Для того чтобы приехать обратно в свой город требовался запрос родственников, а все родственники, когда-то проживающие в городе, погибли во время блокады, и ждать было бессмысленно. Её будущий муж приехал в костромскую область в родные края на побывку, сверкая после выпуска золотистыми погонами на плечах, и щеголяя воинской выправкой. Виктор Михайлович прошагал, прополз в прямом смысле этого слова, ибо фронтовой связист мог только ползать, невзирая ни на грязь, ни на непогоду, всеми теми фронтовыми дорогами, которые выпали на его душу, похоронил не одну сотню своих однополчан, его грудь украшали медали и орден «славы». 9 марта 1951 года в деревеньке «искра» в сельсовете был зарегистрирован брак между степановой Зоей Ивановной и Ухиным Виктором Михайловичем. В кармане Виктора уже лежало предписание для прохождения дальнейшей службы... Он как мог бережно и трепетно подготавливал свою строптивую супругу к дальнейшей совместной жизни... Молодая семья жила в дощатом и продуваемом всеми северными ветрами бараке. А кругом одни голые сопки да бесконечный ледяной ветер с океана. За Беринговым проливом в ясные дни смутно угадывались неясные очертания острова Святого Лаврентия, а это уже территория нашего извечного противника... Так для этого тут, на самом краю нашей родины, и стояли наши войска. Через год на этой самой Чукотке в бухте Провидения, в далеком и заснеженном краю у молодоженов родился сын. Мелькали поселки и бараки, временные квартиры и какое-то случайное жилье, семья переплывала океан, чтобы попасть на Сахалин, к месту следующей службы главы семьи; пересекали всю территорию тогдашнего СССР, с востока на запад, дважды и подолгу были за границей, но только Зоя Ивановна и Виктор Михайлович всегда были вместе! Давнишняя мечта Зои Ивановны сбылась, она почти вернулась в свой город, живет в получасе езды от Санкт - Петербурга, в некотором успокоительном удалении от неуемной суеты большого города.